Гонка за "цифрой"
Тема построения цифровой экономики в России стала модной. Эксперты, правда, расходятся в ответе на вопрос, сколь долго "цифровизация всей страны" продержится в новостных заголовках? Впрочем, в любом случае на ближайшие три-четыре года внимание, финансы и решения на высочайшем уровне ей гарантированы. Так что будем развивать? Вопрос не праздный: проблема в том, что власти — не только в России, но и на Западе — сами до конца не понимают, чего ждут от цифровизации своих экономик. Но одно уже ясно точно: догнать и перегнать "по показателям" в этой гонке невозможно.
Договориться о понятиях
Еще два десятка лет назад с подачи канадского ученого и одного из гуру в области бизнес-стратегий Дона Тапскотта мир заговорил о цифровой экономике. С годами смысл, который придавали этому термину, потихоньку менялся: сначала речь шла о компьютеризации и развитии цифровой инфраструктуры, потом к ним добавились новые средства коммуникации и роботизация, относительно недавно под ним понимали объем цифровых услуг и насколько он сопоставим с нецифровыми (аналоговыми) услугами. Недавно возникло новое толкование: цифровая экономика как дополнение к аналоговой, которое способно подтолкнуть развитие реальных секторов. Поворот занятный: еще пару-тройку лет назад на Западе стремились всеми силами "разогнать" цифровой сегмент, чтобы он стал сопоставим по объемам с реальной экономикой, теперь же многие эксперты отмечают его начавшуюся стагнацию с точки зрения сокращения темпов роста.
— Великобритания — один из лидеров цифровой экономики, но в прошлом году этот сектор "весил" у них всего 12 процентов от ВВП,— пояснил "Огоньку" председатель Московской международной высшей школы бизнеса МИРБИС Джомарт Алиев.— И у меня нет данных, что эта цифра очищена от поставляемых в этом сегменте экономики материальных благ. В любом случае 12 процентов — это немного.
Эксперт убежден, что уровень развития цифровой экономики "напрямую коррелирует с уровнем развития материальной экономики: там, где он высок в реале, там и развитие цифрового сегмента наиболее целесообразно".
— Для меня цифровой экономики как самостоятельной не существует: есть цифровой сегмент реальной экономики,— говорит Джомарт Алиев.— Люди — материальные существа, живущие не в виртуальном мире. Так, наличие цифровых контрактов на поставку нефти все равно отталкивается от того, что нефть для продажи нужна в натуральном выражении. Как и еда, одежда и т.д. Конечно, уже есть какое-то число людей (такие, как геймеры), которые на "жизнь в цифре" тратят больше, чем на "жизнь в реале", но их немного и не они задают тренды в экономике.
Главный вывод: цифровая экономика не есть рецепт от всех бед и "хорошо развитый цифровой сегмент экономики — это всего лишь поддержка экономики как таковой".
Изъяны целеполагания
Ученые уже определили, что чем больше оцифровываются процессы на производстве, тем более активный толчок к развитию получают аналоговые виды сервисов и производство. Более того, когда эффект от цифровизации заканчивается (а такое неизбежно происходит), без активизации аналоговой экономики не обойтись. В России же, похоже, решили цифру и аналог в связке не рассматривать вовсе, что как минимум странно.
Недавно принятая правительственная программа развития цифровой экономики содержит преимущественно секторальные цели: создать минимум 10 высокотехнологичных IT-предприятий, 10 "индустриальных цифровых платформ для основных отраслей экономики" (образование, здравоохранение и т.д.), 500 малых и средних предприятий в сфере цифровых технологий. А еще обеспечить ежегодный выпуск 120 тысяч дипломированных IT-специалистов, предоставить 97 процентам российских домохозяйств широкополосный доступ в интернет со скоростью не менее 100 МБит/с (в 2016 году средняя скорость равнялась 12 МБит/с). И сделать так, чтобы 95 процентов сетевого трафика шло через отечественные сети. Наладить во всех городах-миллионниках устойчивое покрытие 5G и добиться того, чтобы доля России на мировом рынке услуг по хранению и обработке информации была бы 10 процентов (сейчас — менее 1 процента). Все это к 2024 году при финансировании ежегодно по 100 млрд рублей из госбюджета. Итогом реализации программы должно стать снижение доли иностранного компьютерного и телекоммуникационного оборудования, закупаемого госорганами, до 50 процентов, а программного обеспечения — до 10 процентов.
Обозначенные программой цели четко указывают на то, что власть рассчитывает получить от цифровизации в первую очередь решение вопроса нацбезопасности. Между тем именно от этой ошибки еще прошлой осенью-зимой предостерегали эксперты Всемирного банка, напиравшие на то, что цифровизация — более широкое понятие, чем развитие информационно-компьютерных технологий (ИКТ). Похоже, у нас это пока не услышали.
Полуцифровая экономика
Эксперты оценивают программу цифровизации по-разному, но большинство сходится на том, что она производит впечатление документа, в который разные люди и ведомства "понадергали" кому что было нужно. Сплавить разношерстные проекты и идеи в единую дорожную карту до конца не вышло, а посему в тексте есть и серьезные позиции, и популистские заявления. Впрочем, чему удивляться: коллектив создателей у документа был самый что ни на есть разношерстный — свои идеи давали и Борис Титов от лица Столыпинского клуба, Центр стратегических разработок во главе с Алексеем Кудриным, Аналитический центр при правительстве, экспертный совет "Открытого правительства". Саму программу было доверено писать Минсвязи, но в процессе живейшее участие приняло Агентство стратегических инициатив (АСИ) вкупе с помощниками президента Андреем Белоусовым и Игорем Щеголевым.
Можно было бы счесть многие экспертные заявления придирками (мало ли первых блинов получаются комом, да и конкретику программе добавят позже и, если надо, подкорректируют какие-то из целей), если бы не факт, что ставка сделана, по сути, на достижение определенных цифровых показателей, а не на создание среды. Поясним. Широкополосный интернет, число программистов и скорость передачи данных — скорее технические условия. Они, безусловно, нужны, но главную проблему не решают. А она в том, что в России самое серьезное отставание от стран — лидеров в деле цифровизации — в сфере управления.
Западные эксперты — будь они из McKinsey или Всемирного банка — едины в том, что цифровые технологии не работают без настройки отношений между субъектами экономики и управления в целом. Цифровая революция отгремела на Западе еще лет 10-15 назад: там бизнес первым и весьма активно освоил новые средства коммуникации, оцифровал все, что только можно, добился от властей законодательного оформления электронной подписи, наладил цифровую связь не только внутри бизнес-сообщества, но и государством, да и госведомства мало-помалу интегрировали свои информсистемы.
В России же большая часть из этих необходимых для цифровизации условий по-прежнему отсутствует. Даже тот факт, что число пользователей госуслуг выросло в 2 раза только за один прошлый год и составило 40 млн россиян, не говорит о том, что общение между гражданами (бизнесом) и властью стало столь же простым, быстрым и дешевым, как на Западе: только половина потребных населению услуг можно получить в цифре. Остальное — по-прежнему только на бумаге.
Но даже то, что оцифровано, вызывает подчас раздражение. А нашумевшее межведомственное взаимодействие, которое должно многократно облегчить процессы получения госуслуг, практически буксует в Службе судебных приставов, у которых частенько не работают онлайн-сервисы и приходится развозить запросы вручную по старинке...
Очередные догонялки?
Ошибкой было бы считать, что по темпам цифровизации Россия отстает от Запада на 10 лет: в каких-то отраслях и секторах она бежит почти наравне с лидерами, например в сфере телекоммуникаций и распространения широкополосного интернета, не говоря уже о разработках пресловутого стандарта 5G или в сфере распространения интернет-банкинга. Иное дело, что подходы власти к решению технологической задачи — это подходы вчерашнего дня: создать госкорпорацию или спецпроект, или высокотехнологичную площадку — непременно под контролем инстанций. Такие институции возникают, но почему-то прорывных проектов и идей ни "Роснано", ни "Национальная технологическая инициатива", ни "Сколково" пока не дают.
Если изучить опыт Запада в этом вопросе, то можно смело сказать: и не дадут — там уже не первый год прорывными оказываются малые команды талантливых единомышленников, способных мизерными средствами совершить прорыв и открыть новый горизонт. Именно поэтому Запад на новом витке цифровизации делает ставку на человеческий капитал — отсюда такое внимание цифровому здравоохранению, развитию всех видов услуг, образованию.
Для появления таких команд нужна среда, которой в России, увы, пока нет. И стоит понимать: прописанными в программе позициями ее не создать. Очередная попытка догнать Запад числом (IT-компаний, скоростью передачи информации, увеличением штата программистов и пр.) оставит российскую экономику в привычном положении — вечно отстающей. Чтобы преодолеть разрыв, нужен не "скользящий план" к фиксированным показателям по валу, а иной подход к проблеме цифры, по неясным причинам не учтенный,— взаимосвязь цифровой экономики с реальной.
Но это уже другой сюжет. И печальный. Реальная экономика в России такова. Производительность труда в 3,5-4 раза ниже, чем в развитых странах. По этому показателю мы занимали в 2016 году 32-е место среди стран ОЭСР. Степень износа основных фондов за последние три года — 48-49 процентов, это самые высокие цифры после 1990 года (данные ГКС). Полностью изношенные основные фонды предприятий на конец 2015 года — 15,8 процента. Самый большой износ — на предприятиях, производящих машины и оборудование (24 процента). Из 75,3 млн человек, работающих в реальном секторе, более 20 млн — старше 50 лет...
Люди старшего возраста, может, и умеют обращаться с компьютером. Но цифровизация — это не только ИКТ...
